Бизнес и технологии

Дискуссионный вопрос о наиболее эффективных путях развития нашей науки не является новым. Более того, в разных странах существуют различные варианты ее устройства. Единых клише попросту не существует. Главное в другом: любое общество понимает, что без развития науки невозможно достичь успехов в экономике. Причем речь идет не только о прикладной науке, но и фундаментальной. Ведь когда было открыто электричество, никто не знал, как это может применяться. И прошло не одно столетие, прежде чем появилась лампочка. Так что же нужно ученым для плодотворной работы? Что мы готовы платить науке и чего от нее ожидаем?

Важно растить свои кадры

Юрий Курочкин, доктор физико-математических наук, председатель Физического общества

С начала столетия в нашей стране осуществлялась реформа научной сферы. И, как мне представляется, в основном все сделано правильно. Организационная структура науки стала более компактной, сама наука стала более ориентированной на потребности государства и общества. Были объединены Национальная академия наук и Академия аграрных наук, в структуру НАН включен ряд концернов. Более тесной стала кооперация с медицинскими и научно-практическими центрами. И даже Россия, в которой научные традиции более продолжительные, в чем-то повторяет наш путь.

Тем не менее в обществе в целом и научном сообществе в частности время от времени возникает дискуссия: какие исследования нужны стране, чему отдать приоритет при финансировании? Я думаю, что фундаментальные исследования в любом случае должны оставаться в приоритете. Именно так заведено во всем мире. Ведь, собственно говоря, фундаментальные исследования — и есть олицетворение науки. Именно они являются опорным столбом шатра всего исследовательского комплекса.

Результат столь взвешенной политики в отношении научной сферы — достижения наших ученых в различных областях. От участия в экспериментальном открытии бозона Хиггса до создания десятков высокотехнологичных научно-технических фирм. Только из родного мне Института физики НАН вышли крупные компании ЛОТИС, “Солар”, “Голографическая индустрия”, “Магия света”, ЛЭМТ, “Криптотех” и другие. А об открытии бозона Хиггса и вовсе стоит сказать отдельно. Работа слаженной команды из двух десятков наших ученых вошла в историю мировой науки. В процессе работы они совместно с российскими коллегами делали кристаллы для датчиков, которые стоят на детекторах Большого адронного коллайдера. Моделировали и тестировали подсистемы основных детекторов, зафиксировавших искомую частицу. Именно эти детекторы и датчики на них помогли зафиксировать бозон Хиггса — открытие, обещающее стать поистине эпохальным.

Прикладные исследования, на мой взгляд, должны финансироваться за счет заказчика. В том числе заказчиком может выступать и государство. Можно ли финансировать науку посредством грантов? Фундаментальные исследования — несомненно. С прикладными исследованиями — сложнее, хотя наше сотрудничество в рамках крупнейших международных проектов, таких как ATLAS, COMET, показывает, что опыт и результаты, полученные при выполнении фундаментальных исследований, могут быть востребованными при создании прибора в рамках прикладного научно-технического проекта. Именно в нашем Институте физики сложилась такая ситуация при создании прибора учеными-ядерщиками. Мне довелось руководить этим проектом. Финансировала его именно зарубежная сторона. Случай достаточно редкий, но удачный. И наши ученые показали себя более чем достойно.

Убежден, что всегда необходимо отталкиваться от существующей ситуации. Тем более в такой тонкой сфере, как научная деятельность. Здесь как нигде легко разрушить достигнутое, восстановить же очень трудно. Возьмем, например, научные кадры. В свое время их пришлось нам приглашать из других городов СССР. Но тогда мы жили в одной стране. Ныне приглашение также возможно — но обойдется это, безусловно, дороже. Поэтому нужно растить свои. И это очень важная задача.

Сегодня государственная политика в части финансирования науки такова. 30 процентов расходов должно покрываться по программе научных исследований, еще 30 процентов — бюджетные договоры, например, с Фондом фундаментальных исследований. И научно-технические программы, в рамках которых создается новая техника. И оставшиеся 30 процентов — зарубежные договоры или прямые контакты с нашими предприятиями. Именно последняя треть и носит обычно наиболее прикладной характер. А когда есть деньги — есть и кадры. Хотя это далеко не всегда определяющий момент. Из опыта работы Института физики НАН могу сказать: очень важен интерес человека к науке. Когда мы участвуем в крупных международных проектах — таких, какой был на Большом адронном коллайдере, и таких, какой реализуется сегодня с Японией (СОМЕТ — нацелен на поиск реакций, лежащих за пределами стандартной модели), — к таким проектам молодые ученые искренне тянутся.

И это подтверждает самое важное. Деньги в науке очень важны, но они не главное, если есть настоящий научный интерес.

Нужна энергия инициатив

Олег Пенязьков, доктор физико-математических наук, академик

Наука и ученые существуют в реалиях экономики нашей небольшой страны с ее ограниченными возможностями для полноценной поддержки научных исследований по всему спектру существующих направлений. А позиционировать себя в науке, как и в профессиональном спорте, надо в мировом контексте. И для того чтобы это делать, нужны мало-мальски необходимые условия. Такие, как соответствующая система дошкольного, школьного и высшего образования, инженерная инфраструктура, аналитическое и научное оборудование.

Многое сделано за эти десятилетия. Но выбор приоритетов осложняется нечеткостью в разграничении функций, структуры и зон ответственности между фундаментальными, прикладными и инженерными науками. Это фактически привело к некоторой подмене понятий, почти все из них позиционируют себя как фундаментальные. В результате в общественном восприятии между понятиями “наука” и “техника” уже стоит знак равенства. И, получая финансирование на проведение фундаментальных или поисковых работ, от тебя начинают немедленно ожидать технического воплощения их результатов.

На мой взгляд, такая нечеткость рождает завышенные ожидания от результатов научной деятельности, выражающиеся в требовании к науке являться генератором инновационного развития страны. Но компас не может заменить собой корабль, а спичка не может поддерживать горение костра. Дрова должны гореть сами и кто-то должен их подкладывать. Спичка же является только источником зажигания. И если энергия, необходимая для воспламенения костра, намного превышает энергию зажигания, костер гаснет.

Таким образом, задача науки быть “спичкой” — желательно с высокой энергией инициирования. И другой по определению она быть не может.

Eе функции должны сводиться к проведению качественных поисковых исследований для поддержания необходимого уровня компетенции, знаний, культурных навыков в обществе и научно-технической сфере. Подготовке высококвалифицированных научных и инженерных кадров, восприимчивых к решению новых задач. Созданию пилотных образцов новых технологических процессов и разработок, служащих основой для последующих инновационных цепочек при наличии благоприятных макро- и микроэкономических условий. Все остальное надо делать не в научных организациях и другими средствами.

Это не значит, что мы разделяем всех на нужных и ненужных, все востребованны. Речь идет только о разделении источников финансирования.

На фундаментальную и поисковую науку, прикладную и инженерную.

И просто на хозяйственную деятельность.

Другая важная задача состоит в сохранении и приумножении кадрового потенциала науки, то есть в создании слоя высококвалифицированных специалистов в стране на долговременную перспективу. Для того чтобы стать профессионалом в науке, нужно не менее 15—20 лет интенсивной работы, при этом желательно участвовать в решении разноплановых задач. Хороший ученый, как хирург, должен уметь оперировать как аппендицит, так и делать сложные операции на сердце. Но если ты начинаешь заниматься коммерциализацией результатов своей работы (зарабатывать деньги), ты сразу начинаешь дисквалифицироваться как специалист.

“Коммунизма” на всех не хватит — даже если говорить о научных организациях. Поэтому в рамках реорганизации научной сферы на базе ведущих академических институтов и научных центров была создана сеть кластеров, которые должны были стать центрами компетенции и роста. Идея была хорошая, но исполнение немного подвело. Самая главная задача разделения компетенций и финансирования по понятным наукометрическим критериям не была выполнена. Кроме того, такое разделение должно обязательно сопровождаться изменением условий работы и финансирования. Кластер должен иметь бюджет на науку, невысокую общую численность (не более 30—40 человек), более высокую базовую зарплату, привилегированные условия для получения жилплощади для особо одаренных ребят и закрепления кадров, высокий уровень материально-технической базы с возможностью полного обновления хотя бы раз в пять лет и так далее.

Только так можно обеспечить системный отбор и работу лучших. А лучшие из тех, кто растет и учится, будут знать, что для них есть работа и возможности для реализации собственных амбиций.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Автор фотографии:
БЕЛТА