Бизнес и технологии

Половодье у нас — вещь предсказуемая и объяснимая: по пальцам можно пересчитать страны, где протекает такое множество полноводных рек и имеется такое количество озер. И каждую весну все повторяется. Но нынешний год особенный. Еще февраль не перевалил за середину, а снега почти нет. Значит ли это, что и паводка не будет? Корреспондент “НГ” узнал, что у жителей прибрежных селений вешние воды порождают не только и даже не столько досаду и отчаяние, сколько самые яркие в жизни впечатления и воспоминания.

Деревня Липляны Лельчицкого района. Самое что ни на есть классическое Белорусское Полесье. Когда-то здесь были целые рощи старых лип, оттого и название. Сегодня от них остались лишь иссохшие, искореженные водой, испепеленные солнцем, увитые космами хмеля памятники-напоминания. Река Уборть подступает к самым хатам. Стоит пригреть солнцу, как вешние воды начинают ворчать у подворий и домов. А лишь льды могучей Припяти с места стронутся, и ее “дочка” готова захлебнуться. Оттого и поделили скорые на емкое словцо полешуки деревню на две зоны. “Британия” — дома на левом берегу. Весной эта часть Липлян утопает посреди болот, вода окружает, оставляя лишь узкие дороги к “материковому” району. А на правобережье — “Куба”. Это вообще остров, омываемый рукавами Уборти, откуда к “большой земле” можно добраться лишь по узенькому мостику.

С провожатым из районного отдела по чрезвычайным ситуациям оставляем машину перед мостком. Проехать по нему не решаемся, можно о перила и зеркала оборвать. Да и дорогу размыло основательно. Инспектор группы пропаганды и взаимодействия с общественностью Андрей Кащук, подходя к первому “кубинскому” дому, вспоминает, как однажды по весне довелось в его окно на лодке заплывать. А мостика и вовсе из-под воды видно не было. Нынче Уборть более или менее спокойна, мост над ней возвышается на добрый метр. Да и дома, если не обращать внимания на вездесущую хлюпающую под ногами грязь, в безопасности: специалисты утверждают, что высокого паводка в этом году ждать не приходится, разве что освободившаяся ото льда Припять еще нагонит воды в свой приток. 

Дом Евдокии Прокопович на отшибе. По аккуратной штукатурке, словно многолетняя летопись, следы высохшей воды. Вот полоса десятилетней давности: разлившаяся Уборть поставила отметину на высоте 30 сантиметров. Лет шесть тому назад сумела подняться лишь на ладонь. А темный штрих под самыми подоконниками — немое свидетельство настоящего природного безумия. В ту весну поднятые высоко над землей полы вздулись пузырем. Мутные водовороты заплясали вокруг мебели. А хозяева побросали все пожитки и прямо через окна забирались в лодки.

Евдокия Федоровна в Липлянах родилась. Так же, как и ее мать с отцом, а еще раньше их родители. Сегодня женщине за шестьдесят. В ее монологе вперемешку проскальзывают фразы “будь она неладна” и “без нее жизни нет”, “столько несчастий” и “много радости”. И все это — о воде, о протекающей рядом Уборти.

— Боялись за скотину. И вот вода до порога, мой муж сразу за корову и у брэдзь, по грудки в воде, — и на колхоз, — словно назубок заученную инструкцию читает  Евдокия Федоровна хронику своих десятилетий. — Все так робили. Скотины в Липлянах было богато. Сорок дворов, и все по две, по три худобины держали. Переправляли коров за гору на остров. Туда на лодках их доить плавали. Курей — туда же. В мешок их поболей и в лодку. Пока довезешь, сердце кровью пять раз обольется, так они кричали. Поросят своих — на ферму, к родственникам, а то и просто на поле, в загородку. Там скотину доглядали, пока вода не уйдет.

Евдокия Федоровна полулежит на диване. Ей сложно двигаться, у нее больные ноги. “На ферме я дояркой всю жизнь проработала, ферма мне ноги съела”. Женщина вспоминает молодость, глаза темнеют. Говорит тихо. Раньше здесь лип было — людей столько не было. Первые поселенцы, старики говорили, полюбили это место за тишину. Дорог сюда не было. К сожалению, не появились они и позже, когда хутор превратился в деревню. Чуть подтопит, и все, нет пути. Газ в баллонах довозили только до берега реки. Дальше в  лодку и перли его по домам. И газовщиков так катали, что баллоны подключали. В магазин — тоже вплавь. А обратно гребешь и думаешь: хоть бы этот куль муки не подмочить, не опрокинуть в мутную воду.

— А свекруху как проведать? Старая она уже стала, домик ее в низинке, всегда одним из первых плавать начинал. К себе забирали. Один год она совсем заскучала, на вопросы знай себе: “Везите меня до хаты!” Только вода из ее дома ушла, мы на лодку и ходу. Так к крыльцу прямо и подвезли. Мать в дом вошла, полы мокрые, стены мокрые. “Фууух, — говорит, — в своей хате лучше…”

Разбушевавшаяся Уборть никогда не скупилась на неприятности для полешуков. Топила, мочила, изматывала как физически, так и морально. “Она богато раз нас оставляла, как после бомбежки. Без картошки, хлеба. Утаскивала заборы, пожитки со двора…” Но вот в чем странность: глаза Евдокии Федоровны начинают искриться смехом, губы трогает улыбка-воспоминание. И я вдруг начинаю понимать, что отношение ее к протекающему рядом источнику бесчисленных бед отнюдь не враждебное.

— Первые поселенцы здесь добывали рыбу. Богато ее тут было. Даже мой прадед, мать рассказывала, принес из реки сома. То не влез и в хату, таки здоровы был той сом. А я уж помню, подплыли на лодке к порогу — грэбали корову доить на гору, — а возле дома в воде штось рябое, длинное. Мужык мой мне: “Грэбни ногою, рыбина стоить!” Я в крик, думала, гадюка, но послушала. Оказалась щука! В дом просилась, на сковороду.

И воспоминания о самых катастрофических паводках все больше светлые, добрые. О тех днях, когда специально для кошки и кур через весь затопленный двор ладили “с мужиком” подвесные мостки-дорожки в одну доску. Как помогали соседу спасать поросенка, которого вода под самую крышу сарайчика загнала. “Сегодня я тебе свинку подсоблю из реки вытащить, а завтра ты мне — машину из грязи вытолкать”.

Евдокия Федоровна прожила в Липлянах всю свою долгую жизнь. Еще в детстве облазила, обегала все окрестные леса и болота. А сегодня она вынуждена констатировать: с каждым годом весенней воды все меньше, а вместе с этим в худшую сторону меняется и ее малая родина.

— Ужо два года нас почти не топило. Зимы без снега! Подступает вода к самому забору, а дальше — нет. Сил ей не хватает. И так-то невесело мне… Рыбы меньше стало. Сын, бывает, приезжает. Побежит до реки, шморгалкой своей машет, машет, а ни одной рыбины не приносит. Заросли мы корчами и кустами. По полям такая птичка бегала — деркач называется. И его совсем не стало, как и многих других птиц и зверей…

С Евдокией Федоровной под руку мы выходим во двор. Лает на цепи “автономная сигнализация”. Горланит петух на заднем дворе. Под ногами раскисшая земля, но что эти жалкие дождевые лужи по сравнению с привычной всем “кубинцам” ежегодной стихией? Возле забора — перевернутая лодка. Широкая, борта в несколько досок. На такой можно и семью в магазин отвезти, и поросят на гору переправить. Но лежит она выброшенной на берег щукой, а река в пятидесяти метрах в стороне дышит. 

— Такой земли, как у меня, нигде нет. Картошка тот год всюду не уродила, а у меня — во была! — показывает два кулака. — Кочаны — во, помидоров всегда богато. Это Уборть дарила. Каждую весну после схода воды земля перемешивалась с илом, жирная становилась, как масло. Что хочешь кинь — все вырастет. А вот знаю: не будет паводков, оголодает и земля.

Женщина садится на борт лодки. Крепкая ее ладонь, обветренная, покрасневшая, оглаживает крутой, обитый жестью борт. Сколько их было, этих лодок! Сначала мастера делали, потом сын подрос и научился ладить. И всегда посудина та была важнее, чем автомобиль. А что же сейчас? У Евдокии Федоровны больные ноги, но столь же сильные, привычные к веслу руки. Сегодня для нее просто пройти по деревне — подвиг. Без воды ее мир сузился до двора, а общение — до встреч с ближайшими соседями и редкими гостями.

Беспомощно сидящая на борту перевернутой лодки пожилая женщина когда-то заработала орден Трудовой Славы, работая простой дояркой в колхозе. И почетные грамоты за самоотверженный труд у нее есть. Когда Евдокия Федоровна жалуется, что начальство нынче про нее забыло, она, скорее, шутит. Гораздо больше ее печалит, что про ее родную “Кубу” стала забывать вода. Такая ненавистная и в то же время родная, от которой житья нет, но без которой нет и жизни.

muravsky@sb.by

Автор публикации:
Сергей МУРАВСКИЙ

Автор фотографии:
автора