От персональной ответственности к коллективной
Выбор — это всегда свобода. Вся новейшая история нашей страны прошла под знаком выбора: пути национального развития, понимания сущности суверенитета, ближайших союзников, политико-правового устройства. Когда осознанно, когда интуитивно общество делало свой выбор — на основе понимания сути вещей, сложившихся традиций, менталитета нации, а в ряде случаев и с учетом внешнеполитического давления и влияния. Этот процесс, конечно, не представляет собой некий особый феномен, исключительный в своей содержательной и формальной стороне. Просто для нас все было впервые и потому воспринималось особенно остро. Первый Президент, первый референдум, первый Парламент, первая Конституция — это ведь не только некие временные константы. Это все на века, от учебников истории до коллективной памяти нации. Более того, так уж сложилось положение вещей, что эта острота остается в силе и по сей день. И сегодня мы определяемся с перспективами национального развития, моделью будущего. И сегодня достаточно напряженной, даже жесткой выглядит обстановка в мире, требующая выверенных и мудрых решений. И сегодня от общества требуется сделать такой выбор, благодаря которому нынешнее поколение и наши потомки будут жить стабильно, в мире и спокойствии. Когда сейчас в ряде случаев говорят о том, что общество индифферентно относится к выборам, что нет зримых проявлений предвыборной борьбы, принятой в иных странах, то не надо иллюзий. Если у нас нет конкуренции больших денег, нет публичных издевательств над оппонентами, отсутствуют драки в прямом эфире, то это вовсе не значит, что нет выбора. Он просто осуществляется иначе, в иных категориях и иных условиях. Разве люди не думают о положении у наших соседей, в Украине? Или не видят того, как складывается обстановка в мире, в той же Сирии? Разве они не заглядывают каждый день в собственный кошелек, заходя в магазин, не считают доходы и расходы? Разве не смотрят по сторонам и не видят, как и что меняется в стране? Разве отсутствует память и прочно забыто то, что было в 1990-е годы, для кого-то “счастливые”, но для большинства — тяжелейшие, на грани выживания?
Политтехнологи, философы и политологи уже столетиями пытаются просчитать, выяснить механизм выбора. Естественно, с вполне прагматическими целями. Политическим структурам, озабоченным властными перспективами, было бы желательно получить “философский камень”, результат изобретений алхимиков от политики, благодаря которому можно было бы быстро и эффективно достигать поставленных целей. Но такого камня нет. Как нет и тех реторт, в которых современные алхимики могли бы вывести нового гомункулуса, способного без сомнений и противоречий воспринимать политические рекомендации и делать предсказуемый выбор. Наверное, хорошо, что такого механизма не существует. Предсказуемость выборов делает глупым и ненужным любой выбор, поскольку теряется его главная характеристика — свободное волеизъявление людей.
В связи с этим можно вспомнить известный пример, связанный с У. Черчиллем, выдающимся политиком прошлого века. Как известно, глава одной из стран антигитлеровской коалиции на пике, казалось бы, своей популярности проиграл парламентские выборы 1945 года. Ему на смену пришел малозаметный премьер К. Эттли. Вроде бы, какое может быть сравнение: с одной стороны — аристократ, храбрый офицер, талантливый литератор, боец, политик, апологет Британской империи. А с другой стороны — скромный чиновник, известный в парламенте и правительстве, но далекий от европейской и мировой популярности У. Черчилля. Уже после выборов, свидетельствует один из современников, разочарованный Черчилль вместе с женой стоял у окна в своей резиденции на Даунинг-стрит и наблюдал за толпой, радующейся избранию К. Эттли. “Что им надо? — вопрошал он у жены, стоящей рядом. — Что я делал не так?” Непредсказуемость выборов — естественный элемент свободного выбора, и У. Черчилль, кстати, об этом хорошо знал. Что интересно: соратнику английского премьера по антигитлеровской коалиции Ф.Д. Рузвельту американский народ доверил управление страной, хотя все знали о том болезненном состоянии, в котором пребывал этот мужественный человек. Доверили быть президентом четыре раза, могли, очевидно, доверять и дальше, если бы не преждевременная смерть Рузвельта. Другими словами, пресловутый субъективный фактор никто не отменял, и отменить не может в принципе, как никому не дано просчитать все колебания общественных настроений.
Немецкий народ в середине прошлого века дал дорогу к власти партии, которую возглавлял А. Шикльгрубер, известный как Гитлер. “Майн кампф” к тому времени была уже написана, любопытствующие бюргеры могли обратиться к первоисточнику, чтобы понять, с кем имеют дело. Демократические процедуры были соблюдены в полной мере, как в полной же мере все мы почувствовали результаты этого избрания — на своей собственной шкуре. Она горела в прямом и переносном смысле этого слова. Можно сколько угодно формулировать “незыблемые” аргументы в пользу того или иного кандидата, его партии, можно рисовать избирательные схемы и доказывать — как дважды два, — что избрание того или иного претендента на высокий пост уже в кармане. Но есть авторитет, которому принадлежит последнее слово, и с этим нельзя не считаться. Это волеизъявление людей. В этом смысле надо признать, что немецкий народ сделал тот выбор, который считал правильным и верным. Но точно так же необходимо говорить и о той ответственности, которая следует за решениями такого рода. Иными словами, может ошибаться и нация, вот только в этом случае последствия ошибок несопоставимы с ошибками отдельных политиков. Перед избирателями любой страны в любой исторический период может стоять задача подобного, похожего рода — по степени ответственности, по пониманию характера будущего, по предвидению того пути, который предстоит пройти уже нашим детям и внукам. И осознание этого факта должно быть определяющим.
Можно спорить, например, о фигуре и политической судьбе последнего президента СССР М. Горбачева. Для кого-то он человек “выдающийся”, для кого-то — “могильщик” и “разрушитель”. В данном случае хотелось бы обратить внимание на иной факт. На высший партийный пост в стране он пришел не путем выборов (нельзя же считать таковыми голосование на пленуме ЦК КПСС), а в результате верхушечных действий группы влиятельных лиц из состава Политбюро партии. Партия фактически была лишена свободы выбора. Не послужило ли это толчком для всех последующих политических процессов и государственных действий? Для тех, кто хорошо помнит выборы в единственной партии великой страны, это показательный факт. Хорошо помнится, как когда-то нам в райком комсомола поступил “заказ” на подборку кандидата в депутаты Верховного Совета СССР. “Это должна быть, — строго вещал нам заведующий орготделом райкома партии, — девушка, не замужем, желательно студентка-заочница, из крестьян, награжденная грамотами, симпатичная”. Мы перерыли всю картотеку и нашли несколько кандидатур. Но назвать это выбором все же сложно.
Если у нас нет конкуренции больших денег, нет публичных издевательств над оппонентами, отсутствуют драки в прямом эфире, то это вовсе не значит, что нет выбора. Он просто осуществляется иначе, в иных категориях и иных условиях
Выборы — это испытание не только для претендента на высокий пост. Это, по большому счету, проверка на гражданственность. Поскольку ответственность здесь не только персональная, но и коллективная
Борис Лепешко, доктор исторических наук, профессор